Форум » Литература » Читать или не читать? » Ответить

Читать или не читать?

Penguin: Из интервью с Диной Рубиной: [quote]— Нужно ли давать нынешним детям читать книги советских писателей — Гайдара, Каверина? Как быть с их идеологией? — Да вы что! Это замечательные писатели! Пусть читают на здоровье. Пионерами они все равно не станут. Ведь, читая “Трех мушкетеров”, мы не стремимся попасть в полк господина Де Тревиля… Настоящая литература отличается от плохой тем, что читатель совсем не думает об идеологии, когда читает о войне, о ближнем бое или о признании в любви. Настоящую литературу всегда интересуют, прежде всего, люди, их страсти, их жизнь.[/quote] Рубина идеалистка - она совсем не думает об идеологии. А как вы считаете, какие книги категорически нельзя давать читать детям?

Ответов - 33, стр: 1 2 All

abuella: Вот такой списочек... http://ibigdan.livejournal.com/9930666.html

Князь Мышкин: У Гайдара бездна юмора и доброты. Мой любимый детский писатель.

Nimfa: А я считаю, что время Гайдара прошло. Помню, после "изучения" в школе "Школы", "Р.В.С.", Чука и Гека" читать его больше не хотелось. Хотя "Военная тайна", конечно, завораживала. А вот фильм в детстве "На графских развалинах" смотрела раз пять точно, и каждый раз с удовольствием.


Князь Мышкин: Nimfa пишет: ...после "изучения" в школе,.. Многое уже не хочется читать. Но, если преподаватель русского языка и литературы талантливый и влюблённый в свою профессию, то как много открывается чудесного!

Пес, бегущий берегом: >Помню, после "изучения" в школе "Школы", "Р.В.С.", Чука и Гека" читать его больше не хотелось. Вопрос из чистого любопытства, прямого отношения к теме не имеющий: - А кого Вам ХОТЕЛОСЬ читать после изучения в школе?

Nimfa: Вообще-то я читала всегда перед изучением в школе. Литературу любила вне зависимости от преподавания. В 9-м классе пришла учительница, намного интересней, чем предыдущая, но только спустя годы я поняла, что и она была далека от идеала. Достоевского давала скучно и выборочно. Сейчас понимаю, что иначе преподавать тогда было невозможно: не вписывался он в идеологию. Самые запомнившиеся ее уроки - по "Поднятой целине". Лет десять назад пересмотрела Шолохова по диагонали и вдруг поняла, что трактовать его можно очень по-разному, например как пособие по тому, как не надо жить и почему у нас все так плохо. И еще: он не морализует ( во всяком случае мало где), и трактовка может быть очень даже широкой. Так что моя учительница определенную роль для меня как читателя всё же сыграла.

Gapon: Гнилой какой-то базар у вас, дамочки, выходит... Очевидного не хотите замечать: 1) Разные возрасты - разные программы! В моем учебнике не было Достоевского, зато были, напр., "Гроза"-Катерина со своим "лучом света" и чеховская вишневосадовая похабень... А вся соц.лит-ра кончалась Маяковским и Горьким. 2) Училки-дуры или наоборот при чем тут?! Моему завучу-сталинистке не удалось привить нам отвращение к литературе, а она старалась очень. И была в истерике, когда Вова Кафетулов Наташу Ростову, рожавшую как кошка, назвал самкой. 3) На уроки лит-ры (5 класс?) мы приходили уже начитанными вдрызг... Мировоззрения еще не могло быть, но мироощущение уже наличествовало в избытке. А кто из вас рискнул спросить училку типа "а вот, говорят, есть такой ... (имярек), это чего и про что?" 4) А кроме лит-ры были в таком же положении, напр., все виды истории и географии, а кому повезло - и астрономия... Так о чем речь? О собственной недоразвитости чи шо?

Penguin: Люди не доски в заборе, каждому нравится что-то свое. Вряд ли плохой урок сможет отвратить от понравившейся книги. Зато хороший учитель может разъяснить и заставить взглянуть по-другому на то, что сначала не нравилось. А Вы, Гапон не сравнивайте Поэта Котляревского со всякой шушерой! Таксиль, ишь...

Gapon: "Ну, кому попадья, кому - попова дочка..."

Nimfa: И всё-таки училка-дура может напрочь уничтожить интерес к чтению. Хотя, соглашусь, только у недоразвитых. Ну а если "недоразвитому" не повезло (семья, окружение, обстоятельства), а он на самом деле в потенциале может еще как развиться, а училка толкает его дальше в недоразвитость своим учением? Что тогда?

abuella: Gapon пишет: И была в истерике, когда Вова Кафетулов Наташу Ростову, рожавшую как кошка, назвал самкой. Вообще-то её сам автор (Лев Николаич) так назвал.

Gapon: Ну, тогда я рад тому, что самый презираемый соученик так внимательно (или глубоко) проник в текст автора. Что совершенно не отменяет эффекта тсз "фэйсом об тэйбл" для классных кумушек с их "ах, Натали!"... Касательно же необразованной той училки: проверил ее необразованность цитированием в сочинении крылатых строчек Лермонтова. Не признала авторства, дура.

Penguin: Еще один список - от М. Веллера из книги "Мишахерезада": МЫ ЧИТАЛИ Ну, во-первых, мы не все читали. Обычный большой тираж был сто тысяч, такого на всех желающих не хватит. Полки магазинов были заставлены в основном книгами номенклатурных, партийно одобренных писателей, и их никто не брал. А также уродов из «братских» стран «народной демократии». Во-вторых, чтобы читать, надо было сначала «достать» — дефицит ведь. Просто так не купишь. Надо знакомиться с продавщицей или директором, оказывать знаки внимания, чтоб они оставляли тебе под прилавком чего хорошего. В-третьих, интеллигенции после работы делать было нечего, а пила она меньше пролетариата. Чтение было виртуальной формой жизни. А по телику смотреть было нечего, а газет уж вообще никто не читал. В-четвертых, престиж образования был очень высок. Богачей-то не было, достаток идеологически не поощрялся. Культурный человек в табели о рангах стоял выше некультурного: концерты, выставки, театр, книги, — уж кому что где возможности позволяли. Стеллаж с «престижными» книгами был вроде серванта с хрустальными вазами или голубого унитаза. В-пятых. Количество наименований приличных книг было очень невелико. Но уж кого поощрительно утвердили в планах издательств — тех переиздавали бесконечно. Таким образом, книги приличные занимали огромный сегмент «рынка спроса». Грубо говоря, все читали одно и то же. Итак. Корней Чуковский, Самуил Маршак, Агния Барто, Сергей Михалков. Вот на этих четырех детских поэтах выросли два поколения советских детей. Классные стихи, на всю жизнь запоминались! А был еще Михаил Ильин с замечательнейшими познавательными книгами «Сто тысяч почему» и «Откуда стол пришел». Как оно все в мире и в хозяйстве устроено. Королем детской прозы был Николай Носов со сборником рассказов «Мы с Мишкой». Это было так чудесно, это было так смешно!.. А потом он написал «Приключения Незнайки и его друзей» с продолжениями. Это детская литература высшего мирового качества. Буратино, Буратино! Аркадий Гайдар издавался такими тиражами, что не читать его было физически невозможно. Мальчиш-Кибальчиш стал фигурой фольклорной. «Нам бы день простоять да ночь продержаться». «И все хорошо, да что-то нехорошо». Интересно, что переломный возраст для читающего человека — десять лет. Уже не ребенок, еще не отрок. «Королевство кривых зеркал» Губарева уже детсконько. А «Три мушкетера» еще раненько. Оп: Осеева, «Васек Трубачев и его товарищи». Александра Бруштейн, «Дорога уходит вдаль». Чудные были книжки. А кто сейчас вспомнит Якова Тайца, Иосифа Дика и сонм коллег? Был тоскливый «Ленька Пантелеев» Леонида Пантелеева и нравоучительно-малоинтересный «Витя Малеев в школе и дома» того же Носова. И бесконечно перечитываются бесконечные сборники сказок: русские, украинские, армянские, азербайджанские и т. д. Какие-то они не совсем интересные… Гримм, Перро, кто там еще, это еще из младенчества, сколько можно перечитывать… И тут к пятому классу мир книг начинает стремительно разворачиваться! Их делается много, интересных и совсем интересных! Издали трехтомник фантаста Александра Беляева! «Ариэль»! «Человек-амфибия»! «Властелин мира»! А еще был Александр Казанцев, а тут появился Иван Ефремов! Врывается мусорный поток разнообразных «Военных приключений» и «Библиотечки солдата и матроса». Их эстетический уровень отроки оценить не в силах — глотают сюжеты и характеры с ударными фразами. Во главе отряда — «Майор Пронин» Льва Овалова, «умный-умный — а дурак». Следом — «Смерть под псевдонимом», «Кукла госпожи Барк», «Атомная крепость», «Гранит не плавится», «Рассказы о капитане Бурунце», «Капля крови». Современность, интересность, патриотизм. Жюль Верн! Роскошный двенадцатитомник, серо-голубоватый, отличная бумага и иллюстрации. Дюма. Дюма — это Дюма. Хотя с первого прочтения тяжеловат отроку: язык, знаете, не очень такой наш обычный. «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» уже остаются на всю жизнь. Оказывается, есть Майн Рид и Фенимор Купер, и это прекрасно, что они писали такие толстые романы. Каков последний из могикан! И вплывает блистательный капитан Блад, и даже странно, что Сабатини жил в XX веке!.. У Алексея Толстого был не только «Золотой ключик», который уже взрослому прочтется издевкой. Нет, хрен с ним с «Петром I» — есть «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита»! Эти «повести для юношества» останутся поколениям взрослых, их будут многократно экранизировать, их имена и названия станут нарицательными! Открывается Джек Лондон. Он был великий писатель, Джек Лондон. Он был самым издаваемым писателем в СССР из всех, кто не входил в школьную программу. Нужны же были в СССР хоть какие-то переводные писатели? А он был социалист, из бедняков, реалист и романтик, оптимист и борец. И он умер, ничего плохого уже не скажет про нас. И платить ничего никому не надо, тем более мы не в концепции, никому за бугром и не платили. Дорогие мои… миллионы и миллионы советских людей были воспитаны на Джеке Лондоне, его северных рассказах и «Мартине Идене», его мужестве и несгибаемом «духе белого человека». У тебя начинал формироваться вкус. Потому что Алексей Толстой и в блестящих наших переводах Лондон — они писали хорошо. Гениальный фильм «Последний дюйм» поднял интерес к и так популярному у нас Джеймсу Олдриджу. «Дело чести». «Морской орел». «Герои пустынных горизонтов»! Митчелл Уилсон. «Брат мой, враг мой». «Живи с молнией» наши уроды велели назвать «Жизнь во мгле». Хемингуэй и Ремарк заняли место на наших полках в хрущевскую оттепель, и эти не покидали его никогда. Влияние Хемингуэя переоценить трудно. Он уничтожил пафос, патетику, красивость возвышенных фраз и любую нечестность. Хемингуэй — это был стилистический возврат к честности, которую давно забыли как выглядит. В начале шестидесятых взошла звезда Александра Грина, умершего за тридцать лет до этого в Старом Крыму. Черт возьми! «Алые паруса» в живой жизни пережили сонм его блестящих современников, на празднике «Алые паруса» белый корабль с красными парусами выходит на Неву, и гремит музыка, и танцуют семнадцатилетние… Настоящая книга — это больше, чем литература. И судить ее надо по иным критериям, чтобы понять… Бабель, Олеша, Лавренев. «Тайна двух капитанов» Каверина и «Белеет парус одинокий» Катаева. «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»! А были и советские бестселлеры, давно вышедшие из оборота. «Порт-Артур» Степанова. «Мужество» Веры Кетлинской. «Битва в пути» Галины Николаевой. «Живые и мертвые» Симонова. «Русский лес» Леонова. На рубеже шестидесятых новая литература пошла потоком. «Коллеги» и «Звездный билет» Аксенова, «История одной компании» Гладилина, Кузнецов, Владимов. Рассказы Юрия Казакова и Василия Шукшина. И — поэзия! Она взлетела в ширь поднебесную, как никогда! Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава! Стадионы. Залы ломились. Двухсоттысячных тиражей и близко не хватало. Для узкого круга классической интеллигенции всегда оставались Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Цветаева. Бориса Слуцкого читали и почитали уже меньше. Оглушительная слава стихов Константина Симонова к шестидесятым осела. Бродского читал в списках узкий продвинуто-диссидентский круг. Огромной любовью старших школьников пользовался Эдуард Асадов. Он был прост, он был лиричен, он призывал к хорошему. Девушки также любили Щипачева и Доризо. А еще в живом обороте, для души, были Багрицкий, Тихонов и — несмотря на присутствие в школьной программе — Маяковский. Можно что угодно говорить о наличествовавших в школьной программе «Как закалялась сталь» Островского и «Повести о настоящем человеке» Полевого, а также «Молодой гвардии» Фадеева, но без этих трех коммунистических книг, накачанных патриотизмом, энергией и борьбой за светлое завтра, среднего советского человека не существовало. Поле чтения было до чудесного эклектично! «Овод» Войнич и «Маленький принц» Экзюпери. Блистательный О. Генри и красиво-стилистичный Паустовский. Ричард Олдингтон и Эдгар По. А также вехово абсурдный ряд: Кафка, Камю, Пруст, Сартр, Ионеску, Беккет, — высокий деграданс. Появилась высокая когорта прозаиков о войне: Василь Быков, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов. Перевели Фолкнера, Маркеса, Стейнбека, Франсуазу Саган. Вдруг все бросились читать и цитировать Лорку. Его убили фашисты! Мы не знали, что убили за гомосексуализм, а не за стихи. А подписные издания! О, подписные издания! Эти подписки выделяли по лимиту на работе, их перекупали, их доставали как могли. Приложения к «Правде» и «Огоньку», «Известиям» и чему там еще. С серебром и золотом, в коленкоровых переплетах и на отличной бумаге. Тридцатитомный зеленый Бальзак, двадцатитомный лазоревый Голсуорси, четырнадцатитомный серый Мопассан, четырнадцатитомный фиолетовый Лондон, кого только не было. Классные издания, выверенные, корректные, полные. Стендаль, Гюго, Диккенс, Теккерей, даже Гейне и Лопе де Вега — были живым чтением!.. Если брать чтение хороших книг на душу населения — тут СССР был безусловно впереди планеты всей. И такая еще вещь. Коммерческого чтива резко не хватало. И с невысокими лобиками людишки читали «Одесские рассказы» Бабеля, Шерлока Холмса, О. Генри и даже Эдгара По, не говоря уж о Зощенке, который еще не был упомянут, — читали как развлекательную литературу, не понимая большей части ее ценности. Но — читали! Станислав Лем и Рей Брэдбери были фигурами знаковыми у нас. Фантастика — это было серьезно. Гаррисон, Шекли, Азимов, Кларк, — имели миллионы поклонников. Слушайте, Стругацких читала вся молодая интеллигенция страны! Упивалась, впечатлялась и находила ответы на вопросы. А потом еще придумали: сдай двадцать кило макулатуры — и на́ талон на покупку дефицитной книги. Потом талонами торговали у пунктов приемки — четыре рубля. И — тиражи Брэдбери и Дюма могли тут достигать четырех миллионов копий за раз! Семенов со Штирлицем, Пикуль с историей и Булгаков с Мастером — а как же. В топ-десятке. Понимаете, «Юность» (миллионный тираж), «Новый мир» (двухсоттысячный тираж) и «Литературную газету» (некий охрененный тираж) — читали все, кто смог достать. Публикация там — как пропуск в литературный истеблишмент. Опубликованное там — предписано к чтению и обсуждению меж приличными людьми. Это нормально, это приличествует, это престижно, это штрих достоинства и продвинутости. Это культура, это уважение к себе, это причастность к кругу посвященных. Ну, а поскольку из страны не дернуться, а в стране ни вздохнуть, ни пискнуть, и энергия в человеке частично не востребована и реализации хочет, — вот по этому по всему — чтение было серьезной частью жизни. Вот.



полная версия страницы