Форум » Литература » Осень. Журавли. » Ответить
Осень. Журавли.
maggie: Как-то давно наблюдала сцену в парке. На скамейке сидели дед (или прадед) и внук. Мальчик смотрел в небо, там летал очень красивый цветастый воздушный змей. Мальчик показывал на него пальцем, громко что-то говорил. Старик не смотрел в небо, молчал, качал головой... А потом, позже, я видела в небе клин перелетных птиц... Мне эта сцена запомнилась... Двое в парке на скамейке. Говорит один другому: «Там, по небу голубому Змей летит воздушный, Видишь?». Двое в парке на скамейке. Говорит один другому: «Там в божественну хорому Крик летит журавий, Слышишь?». Почему журавлиный крик еще плачем или рыданием зовут? Почему образ клина журавлиного в небе с расставанием связан? С тем, что жизнь близится к концу, к закату? Почему именно журавлиный клин и курлыканье журавлей?... (хм... хотя, я, наверное, не права, говорят же еще «лебединая песня»). В вики я прочла, например: [quote]Название цветка герань происходит от греческого слова «Γερανος», что буквально означает «журавль». Название появилось благодаря плодам, напоминающим клюв журавля. В Китае, Японии и Вьетнаме журавли считаются символом долголетия, и их изображения часто соседствуют с другими символами долгой жизни: сосной, бамбуком и черепахой. <..> В Японии существует примета — тот, кто сложит 1000 бумажных журавликов, тот гарантирует себе отменное здоровье.[/quote] О журавликах японской девочки знают, наверное, миллионы детей на земле. Моя «журавлиная» коллекция стихов (есть у меня такой файл) уже весьма богатая, там есть и Жемчужников, и Рубцов, и Заболоцкий, и Г. Иванов, и И. Бунин, и К. Фофанов (ах, Речка, где Вы?) ... Есть у меня и «лебединые песни». Но их не так много. Я буду признательны всем, кто выставит сюда любимые стихи об осени, в которых поэт поет о перелетных птицах... Стихи, в которых есть журавлиные крик и плач и курлыканье, где есть лебединые песни... Ваши стихи и рассуждения помогут мне в подготовке проекта, который я планирую провести со старшеклассниками. P.S. Извините, что я в августе о журавлях запела. adada как-то на Грамоте говорил, что "погоду в октябре делают журавли и поэты!". Но я не могу ждать до октября. Мне журавли сейчас нужны. Как, впрочем и лебеди...
maggie: Птицы Чьи вы? Кто вы? Как зарницы, вспышки брызнули вдали. Показались в небе птицы — журавли или орлы? Слабокрылым нет опоры, гибель в воздухе рябит! Наш вожак золотоперый свистом издали убит! С. Кирсанов из поэмы "Небо над Родиной"
maggie: ЖУРАВЛИ Музыка В. Мурадели Слова П. Барто Высоко летят над облаками И курлычут журавли над нами. Вдаль скользя по ветру легкой тенью, Тают птицы в синеве осенней. Припев: В путь неближний провожать их выйдем, - Им простор земли далёко виден: Ленты рек, озер разливы… «До свиданья, птицы, путь счастливый!» Клином в небо поднялись высоко, - Вольным воля на пути широком, - И летят не только днем, а ночью, Видел кто-то не во сне – воочью. Припев. В звездном свете от земли не близко, Появились вдруг на лунном диске. И мерцали, шевеля крылами, Журавли над спящими полями. Припев.
maggie: Песня в исполнении Л. Зыкиной Журавли летели (В.Левашов - М.Андронов) Текста песни я, к сожалению, в сети не нашла, но нашла саму песню: http://kkre-5.narod.ru/levashov/zul.mp3
maggie: Старый Фет Был серый день, и дождик моросил И небо нависало тяжелее, Когда он, задыхаясь, проходил По листьями усыпанной аллее... Погасли георгины, резеда. На палку опираясь, еле-еле Он брел дорожкой. Вот и холода, И журавли давно уж улетели... Пора зажечь "Вечерние огни", Переводить Горация иль прозу. А толку что? Уж лучше ты взгляни На лепестки роняющую розу! Последняя она в его саду, Еще стоит под изморозью липкой, Еще глядит - себе же на беду - На голый сад с растерянной улыбкой. И невдомек ей, что спасенья нет И что конец всему придет на свете. Умрет и он. Умрет Шеншин. Но Фет И за нее, и за себя в ответе. И есть слова, которым век сиять. Вернет он розе молодость и лето Строфою, занесенную в тетрадь Уже дряхлеющей рукой поэта. Прочь этот сор - расписки и счета! Он дверь прикрыл, он зажигает свечи. Да спасена им будет Красота И светлый миг их незабвенной встречи! А срезанная роза на столе, Поникшая, но все еще живая, Покорно вянет в стылом хрустале, О собственном бессмертии не зная. В.Рождественский
maggie: В ДОРОГЕ Перестал холодный дождь, Сизый пар по небу вьется, Но на пятна нив и рощ Точно блеск молочный льется. В этом чаяньи утра И предчувствии мороза Как у черного костра Мертвы линии обоза! Жеребячий дробный бег, Пробы первых свистов птичьих И кошмары снов мужичьих Под рогожами телег. Тошно сердцу моему От одних намеков шума: Всё бы молча в полутьму Уводила думу дума. Не сошла и тень с земли, Уж в дыму овины тонут, И с бадьями журавли, Выпрямляясь, тихо стонут. Дед идет с сумой и бос, Нищета заводит повесть: О, мучительный вопрос! Наша совесть... Наша совесть.. И. Анненский
maggie: Догорел апрельский светлый вечер, По лугам холодный сумрак лег. Спят грачи; далекий шум потока В темноте таинственно заглох. Но свежее пахнет зеленями Молодой озябший чернозем, И струится чище над полями Звездный свет в молчании ночном. По лощинам, звезды отражая, Ямы светят тихою водой, Журавли, друг друга окликая, Осторожной тянутся гурьбой. А Весна в зазеленевшей роще Ждет зари, дыханье затая, - Чутко внемлет шороху деревьев, Зорко смотрит в темные поля. И. Бунин 1892
maggie: ХУДОЖНИК Хрустя по серой гальке, он прошел Покатый сад, взглянул по водоемам, Сел на скамью... За новым белым домом Хребет Яйлы и близок и тяжел. Томясь от зноя, грифельный журавль Стоит в кусте. Опущена косица, Нога — как трость... Он говорит: «Что, птица? Недурно бы на Волгу, в Ярославль!» Он, улыбаясь, думает о том, Как будут выносить его — как сизы На жарком солнце траурные ризы, Как желт огонь, как бел на синем дом. «С крыльца с кадилом сходит толстый поп, Выводит хор... Журавль, пугаясь хора, Защелкает, взовьется от забора — И ну плясать и стукать клювом в гроб!» В груди першит. С шоссе несется пыль, Горячая, особенно сухая. Он снял пенсне и думает, перхая: «Да-с, водевиль... Все прочее есть гиль». И. Бунин 1908
maggie: КОРОЛЕВНА Не было и нет во всей подлунной Белоснежней плеч. Голос нежный, голос многострунный, Льстивая, смеющаяся речь. Все певцы полночные напевы Ей слагают, ей. Шепчутся завистливые девы У ее немых дверей. Темный рыцарь, не подняв забрала, Жадно рвется в бой; То она его на смерть послала Белоснежною рукой. Но, когда одна, с холодной башни Всё глядит она На поля, леса, озера, пашни Из высокого окна. И слеза сияет в нежном взоре, А вдали, вдали Ходят тучи, да алеют зори, Да летают журавли... Да еще — души ее властитель, Тот, кто навсегда Путь забыл в далекую обитель,— Не вернется никогда! А. Блок 28 ноября 1908 - 16 мая 1914
maggie: И еще начало "Руси" А. Блока: РУСЬ Ты и во сне необычайна. Твоей одежды не коснусь. Дремлю — и за дремотой тайна, И в тайне — ты почиешь, Русь. Русь, опоясана реками И дебрями окружена, С болотами и журавлями, И с мутным взором колдуна, **********
maggie: Вот еще один журавлик... Песня "Возьми меня с собой" - тоже о журавлике. Её тут молодая еще совсем Пугачева поёт:
maggie: А эта песня посвящена девочке Садако из Хиросимы, песня называется "Журавли над Хиросимой", написана она была в 1977 г., автор - Фрэд Смол... Вот лирика: The baby blinks her eyes as the sun falls from the sky She feels the stings of a thousand fires as the city around her dies Some sleep beneath the rubble, some wake to a different world From the crying babe will grow a laughing girl Ten summers fade to autumn, ten winters' snows have passed She's a child of dreams and dances, she's a racer strong and fast But the headaches come ever more often and the dizziness always returns And the word that she hears is leukemia and it burns Cranes over Hiroshima, white and red and gold Flicker in the sunlight like a million vanished souls I will fold these cranes of paper to a thousand one by one And I'll fly away when I'm done Her ancestors knew the legend - if you make a thousand cranes From squares of colored paper, it will take the pain away With loving hands she folds them, six hundred forty-four Till the morning her stumbling fingers can't fold anymore Cranes over Hiroshima, white and red and gold Flicker in the sunlight like a million vanished souls I will fold these cranes of paper to a thousand one by one And I'll fly away when I'm done Her friends did not forget her - crane after crane they made Until they reached a thousand and laid them upon her grave People from everywhere gathered, together a prayer they said And they wrote the words in granite so none can forget This is our cry, this is our prayer, peace in the world This is our cry, this is our prayer, peace in the world No more Hiroshima, no more Nagasaki This is our cry, this is our prayer, peace in the world This is our cry, this is our prayer, peace in the world Sing a song of peace, dream a dream of peace in the world This is our cry, this is our prayer, peace in the world This is our cry
maggie: Николай Асеев "Об обыкновенных" (1-я часть) Жестяной перезвон журавлей, сизый свист уносящихся уток - в раскаленный металл перелей в словолитне расплавленных суток. Ты гляди: каждый звук, каждый штрих четок так - словно, брови наморщив, ночи звездный рассыпанный шрифт набирает угрюмый наборщик. Он забыл, что на плечи легло, он - как надвое хочет сломаться: он согнулся, ослеп и оглох над петитом своих прокламаций. И хоть ночь и на отдых пора б,- ему - день. Ему кажется рано. Он качается, точно араб за широкой страницей Корана. Как мулла, он упрям и уныл, как араба - висков его проседь, отливая мерцаньем луны, не умеет прошедшего сбросить. У араба - беру табуны, у наборщика - лаву металла... Ночь! Меня до твоей глубины никогда еще так не взметало! 1922
maggie: Вячеслав Иванов, из цикла "Современники" Valerio vati S. Здесь вал, мутясь, непокоривой У ног мятежится тоской: А там на мыс — уж белогривый Высоко прянул конь морской. Тебе несу подснежник ранний Я с воскресающих полей,— А ты мне: «Милый, чу, в тумане — Перекликанье журавлей!» _______ Примечания: 1. Valerio vati — Валерию, Поэту (лат.) 2. S. — Привет тебе (лат. Salve).
maggie: Об ушедших — отошедших — В горний лагерь перешедших, В белый стан тот журавлиный — Голубиный — лебединый — О тебе, моя высь, Говорю, — отзовись! О младых дубовых рощах, В небо росших — и не взросших, Об упавших и не вставших, — В вечность перекочевавших, — О тебе, наша Честь, Воздыхаю — дай весть! Каждый вечер, каждый вечер Руки вам тяну навстречу. Там, в просторах голубиных — Сколько у меня любимых! Я на красной Руси Зажилась — вознеси! Марина Цветаева Октябрь 1920
maggie: Темным зовам не верит душа, Не летит встречу призракам ночи. Ты, как осень, ясна, хороша, Только строже и в ласках короче. Потянулися с криком в отлет Журавли над потусклой равниной. Как с природой, тебя эшафот Не разлучит с родимой кручиной. Не однажды под осени плач О тебе - невозвратно далекой За разгульным стаканом палач Головою поникнет жестокой. Николай Клюев <1912>
maggie: Мы любимъ только то, чему названья нѣтъ, Что, какъ полунамекъ, загадочностью мучитъ: Отлеты журавлей, въ природѣ рядъ примѣтъ Того, что прозрѣвать невѣдомое учитъ. Немолчный жизни звонъ, какъ въ лабиринтѣ стѣнъ, Въ пустынѣ нашихъ душъ бездомнымъ эхомъ бродитъ; А время, какъ корабль, подъ плескъ попутныхъ пѣнъ, Плыветъ и береговъ желанныхъ не находитъ. И обращаемъ мы глаза свои съ тоской Къ Минувшаго Землѣ - не видя странъ грядущихъ... ................................... Въ старинныхъ зеркалахъ живетъ красавицъ рой, Но смерти виденъ ликъ въ ихъ омутахъ зовущихъ. Николай Клюев 1907
maggie: Осиротела печь, заплаканный горшок С таганом шепчутся, что умерла хозяйка, А за окном чета доверчивых сорок Стрекочет: «Близок май, про то, дружок, узнай-ка! Узнай, что снегири в лесу справляют свадьбу, У дятла-кузнеца облез от стука зоб, Что, вверивши жуку подземную усадьбу, На солнце вылез крот – угрюмый рудокоп, Что тянут журавли, что проболталась галка Воришке-воробью про первое яйцо...» Изжаждалась бадья, вихрастая мочалка Тоскует, что давно не моется крыльцо. Теперь бы плеск воды с веселою уборкой, В окне кудель лучей и сказка без конца... За печкой домовой твердит скороговоркой О том, как тих погост для нового жильца, Как шепчутся кресты о вечном, безымянном, Чем сумерк паперти баюкает мечту. Насупилась изба, и оком оловянным Уставилось окно в капель и темноту. Николай Клюев
maggie: От сутёмок до звезд и от звезд до зари Бель бересты, зыбь хвои и смолы янтари, Перекличка гагар, вод дремучая дремь, И в избе, как в дупле, рудо-пегая темь, От ловушек и шкур лисий таежный дух, За оконцем туман, словно гагачий пух, Журавлиный полет, ропот ливня вдали, Над поморьем лесов облаков корабли, Над избою кресты благосенных вершин... Спят в земле дед и мать, я в потемках один. Чую, сеть на стене, самопрялка в углу, Как совята с гнезда, загляделись во мглу. Сиротеют в укладе шушун и платок, И на отмели правит поминки челнок, Ель гнусавит псалом: «Яко воск от огня...» Далеко до лесного железного дня, Когда бор, как кольчужник, доспехом гремит – Королевну-зарю полонить норовит. Николай Клюев
maggie: Четыре вдовицы к усопшей пришли… (Крича, бороздили лазурь журавли, Сентябрь-скопидом в котловин сундуки С сынком-листодером ссыпал медяки). Четыре вдовы в поминальных платках: Та с гребнем, та с пеплом, с рядниной в руках; Пришли, положили поклон до земли, Опосле с ковригою печь обошли, Чтоб печка-лебедка, бела и тепла, Как дóпрежь, сытовые хлебы пекла. Посыпали пеплом на куричий хвост, Чтоб немощь ушла, как мертвец, на погост, Хрущатой рядниной покрыли скамью, На одр положили родитель мою. Как ель под пилою, вздохнула изба, В углу зашепталася теней гурьба, В хлевушке замукал сохатый телок, И вздулся, как парус, на грядке платок... Дохнуло молчанье... Одни журавли, Как витязь победу, трубили вдали: «Мы матери душу несем за моря, Где солнцеву зыбку качает заря, Где в красном покое дубовы столы От мис с киселем, словно кипень, белы. Там Митрий Солунский, с Миколою Влас Святых обряжают в камлот и атлас, Креститель-Иван с ендовы расписной Их поит живой иорданской водой...» Зарделось оконце... Закат-золотарь Шасть в избу незваный; принес-де стихарь – Умершей обнову, за песни в бору, За думы в рассветки, за сказ ввечеру, А вынос блюсти я с собой приведу Сутемки, зарянку и внучку-звезду, Скупцу ж листодеру чрез мокреть и гать Велю золотые ширинки постлать. Николай Клюев
maggie: Весь день поучатися правде Твоей, Как вешнюю озимь, ждать светлых гостей, В раю избяном, и в затишье гумна Поплакать медово, что будет «она». Задремлется деду, лучина замрет – Бесплотная гостья в светелку войдет, Поклонится Спасу, погладит внучат, Как травка лучу, улыбнется на плат: Висит, дескать, сирый, хозяйке взамен Повыкован венчик из облачных пен: Очелье – алмаз, по бокам – изумруд, Трех отроков пещных и ангелов труд. Петух кукарекнет, забрезжит светец, В дверях засияет Медостов венец, Пречудный святитель войдет с посошком, В пастушьих лапотцах, повитый лучом. За ним, умеряючи крыл паруса, Предстанет Иван – грозовая краса: Он с чашей крестильной, и голубь над ним... Всю ночь поучаюсь я тайнам Твоим. Заутро у бурой полнее удой, У рябки яичко и весел гнедой, А там, где святые росою прошли, С курлыканьем звонким снуют журавли: Чтоб сизые крылья и клюв укрепить, Им надо росы благодатной испить. Николай Клюев
полная версия страницы